Куда Привозили Пожарных После Чернобыля

Под утро, в четыре тридцать, приехали заместитель начальника Главного управления пожарной охраны МВД Украины полковник Гурин, заместитель начальника нашего управления Иван Захарович Коцюра. В 4.50 мы доложили в Киев, что пожар локализован, т. е. он уже не может распространиться. А в шесть тридцать пять, после дополнительной разведки по всем объектам, мы убедились, что с огнем покончено.

Через семь минут после начала битвы на подмогу местным пожарным прибыл караул СВПЧ-6 под руководством майора внутренней службы Леонида Телятникова, начальника части. Он принял на себя функции РТП-2 и отправился на разведку на кровлю, а затем в машинный зал и на подстанцию.

Леонид Телятников
Коллаж, найденный в Интернете

ИСТОРИЯ ПОЖАРНОЙ ОХРАНЫ

До создания в зоне Чернобыльской АЭС воинских частей Министерства обороны СССР и других ведомств, все работы по разведке, обеспечению эвакуации, помощи пораженным, санитарной обработке людей, дезактивации техники, все виды обеспечения населения, проводились, главным образом, невоенизированными формированиями Гражданской обороны — около 6000 чел. и более 500 единиц техники. Вне 30-ти километровой зоны работали 49 невоенизированных формирований численностью около 200 человек.

Ценой своей жизни сотрудники пожарной охраны в условиях высочайших уровней радиации, забывая о возможных последствиях радиоактивного облучения, ликвидировали пожар на 4 аварийном блоке и предотвратили распространение пожара на начальном этапе на другие энергоблоки аварии, иначе катастрофа приняла бы планетарный масштаб. Через несколько часов обстановка на АЭС была под контролем, значительно сократились масштабы аварии.

С первых дней аварии в Чернобыле, Москве, областях Украины и Белоруссии действовали оперативные группы начальника Гражданской обороны СССР по сбору, анализу радиационной обстановки территорий, учету сил и средств, координации их действий, обеспечению средствами защиты и дозиметрического контроля, контролю за соблюдением мер радиационной безопасности, выработке предложений по ликвидации последствий аварии, обмену информацией о радиационной обстановке и ходе работ по дезактивации дорог, населённых пунктов, техники и санитарной обработке личного состава сил, участвующих в работах, и населения.

Валентин Иванович Варенников (15 декабря 1923 г., Краснодар — 6 мая 2009 г., Москва) — советский военачальник и российский политик, генерал армии (1978 г.). Участник Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (1988 г.). Был главным организатором работ воинских частей по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Невозможно забыть тех, кто очищал крыши 3-го и 4-го энергоблоков от радиоактивных объектов загрязнения, подвиг вертолетчиков. За 8 дней с вертолетов сбросили в шахту разрушенного реактора 4 энергоблока 5000 тонн материалов, прекратив выбросы из него радионуклидов. Неоценим труд других ликвидаторов, организаторов аварийно-спасательных и неотложных работ в зоне радиоактивного загрязнения, кто проводил дезактивацию АЭС, населенных пунктов и сооружений.

Всего было переселено около 135 тысяч человек. Часто люди были вынуждены жить несколько лет на зараженной территории, дожидаясь очереди (или разрешения) на переселение. О трагедии переселенцев трудно рассказать, трудно передать всю дикость ситуации, когда в один день – не по своей вине, а из-за чьей-то самонадеянности – сотни тысяч людей стали экологическими беженцами.

Картина на момент прибытия первых подразделений и условия, в которых предстояла работа пожарным, были ужасны: Многотонное сооружение 4-го реактора напоминало консервную банку – крыши нет, часть стены разрушена… На территории погас свет, отключился телефон. Помещения заполняются то ли паром, то ли туманом, пылью. Вспыхивают искры короткого замыкания. Повсюду течет горячая радиоактивная вода.

Катастрофа на ЧАЭС стала примером техногенной катастрофы не только национального масштаба, в следствии распространения радиоактивного облака на запад-юго-запад, северо-запад, в скандинавские страны, потом на восток последствие катастрофы ощутила не только Эвропа, но и США.

После аварии жизнь на огромных территориях как рядом с Чернобылем, так и на значительном удалении от аварийного объекта стала невозможной из-за радиоактивного загрязнения. Сразу после аварии из 30 – километровой зоны вокруг станции были эвакуировано около 90 тысяч человек.

Крыша машинного зала и территория вокруг ЧАЭС была полностью усеяна выброшенными радиоактивными железобетонными графитовыми блоками и их кусками. Пламя над реактором поднималось в несколько сотен метров, которое сопровождалось потоком газовой радиоактивности. Из общего количества ядерного топлива массой в 190 тонн, 171 тонна была выброшена в окружающую среду.

Пожарные машины на Чернобыльской АЭС (20; фото; 1; видео)

Дезактивация города. Помимо АРСов (авторазливочной станции), в мойке отселенных городов занимались и пожарные машины. Из раструба на крыше струей дезактивирующей жидкости занимались мойкой внешних стен и окон города, дабы сбить уровень радиации. С увеличением этажа, мощность струи приходилось увеличивать, не доставало или не совсем эффективно, ведь штука такая, везде залезет. Порой прокатывало, а бывали и казусы — если для верхних этажей струя нормальная, то внизу ею можно было вышибать стекла, настолько мощная она была. Одной такой емкостью мыли целый дом.

После тяжелого трудового дня машины обязательно проверяли, как и любую другую, на уровень загрязнения. В худшем случае — могильник или отстойник, в лучшем — на мойку и чистку. Самые загрязненные машины этой категории захоранивали на Буряковке, заливая бетоном или же в стене Саркофага. Смотря, где ближе машина.

Отслужив свою службу и выполнив иной свой долг, машины были отправлены или на Буряковку или на Рассоху. Но ни оттуда, ни отсюда, пути назад уже не было. И эти герои просто доживали свой век, подвергаясь разрушению от природы и рук мародеров, которые не гнушались ничем. Эти автомобили герои сделали самую большую работу. Кроме них это сделали и другие машины, но их лепта была также весомой во весь вклад. А теперь они такие.

После отбытия тех шестерых героев в медсанчасть-126, а затем в 6 клиническую больницу в Москву, эти машины еще некоторое время использовались, ввиду их приближенности к реактору. После ее нахождения, точнее определения по документам, ее из опасной зоны вытащили. Хотели сделать памятник. В виду высокой загрязненности радиацией, эти автомобили были захоронены в могильники (залиты бетоном). А вот в стене реактора или Буряковке — никто не знает, версии разные. Помятость автолестницы легко объясняется тем, что тогда спешили укротить пожар, которых бушевал довольно долгое время, поэтому в спешке и смяли 131 ЗиЛ. Одна крыша горела сколько. Сам же реактор тушить водой было нельзя ни в коем случае. Эти автомобили, как и команда их — Герои. Благодаря им сейчас реактор все укротили, но это смертник, который дышит. И дышит радиацией.

Перекачка воды в цистерну из АРСа или развертывание рукава для мойки дома. Помимо таких автоцистерн использовали и автолестницы пожарные, чтобы в люльке можно было омыть верхние этажи. Забирался человек, его поднимали, и он из брандспойта поливал стены, стекла и рамы.

После аварии над Чернобыльской АЭС стояло северное сияние»

1 час 24 минуты 26 апреля 1986 года. Эта минута навеки вошла в историю. На четвёртом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции из-за ошибок конструкторов реактора и персонала произошел неконтролируемый рост мощности, который привел к тепловым взрывам и разрушению значительной части реакторной установки. В атмосферу были выброшены тонны радиоактивных веществ. Продукты деления ядерного топлива разнесло воздушными потоками на значительные территории, обусловив радиоактивное загрязнение не только вблизи АЭС в границах Украины, России и Белоруссии, но и за сотни и даже тысячи километров от места аварии. Советский Союз бросил на ликвидацию последствий небывалой доселе аварии 600 тысяч человек. Многих из них уже нет в живых, большинство оставшихся — инвалиды.

— Мы решили посмотреть на станцию с крыши самого высокого дома, — продолжает рассказ Светлана. — Оттуда по прямой до станции километра три. Посмотрели на дым над четвёртым блоком и пошли гулять дальше. Помню, каким разным было настроение у припятчан. Кто-то радовался весенней субботе. Видимо, ничего не знал. А кто-то, похоже, знал. Прямо при нас в гастрономе женщина начала рыдать вроде бы ни с того ни с сего…

Сейчас, конечно, рисуют апокалиптические картины аварии. Но вообще в ту ночь понять, что случилось, было сложно. Да, здание сильно повреждено. Да, это странное свечение, похожее на бенгальский огонь. Но все же живы, и кровь рекой не течёт… К сожалению, дозиметра у нас сначала не было. Но потом, когда всё-таки нашли, намеряли на сиденье в санитарном автомобиле 5 рентген в час. А норма даже для атомщиков 5 рентген в год. И конечно, к утру мы поняли, что у пострадавших ребят острая лучевая болезнь.

Осколки реактора и ядерного топлива пробили крышу расположенного рядом с реактором машинного зала энергоблока и попали внутрь. Из-за сотрясения здания порвались различные коммуникации. Зал стало заливать машинным маслом. Всего его на блоке было около 100 тонн. Работники этого цеха начали самостоятельно тушить возгорания, каким-то чудом слили масло в резервные ёмкости, вытеснили из турбины водород. То есть сделали всё, чтобы избежать взрыва и большого пожара в машинном зале.

16-летняя Светлана Фейгина проснулась как раз оттого, что в её комнату забежал отец и быстро закрыл фрамугу. Владимир Львович сказал, что ему позвонили и срочно вызывают на работу, так как на станции случилась авария. Какая — пока непонятно. Но доктор на всякий случай попросил домашних в этот день никуда не выходить.

Куда Привозили Пожарных После Чернобыля

«Среди ночи слышу какой-то шум. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду». Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все, словно светилось. Все небо. Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть от того, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали пламя. Сбрасывали горящий графит ногами. Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар. », – вспоминает Людмила.

…Если бы на ЧАЭС произошел взрыв водорода, взрывом накрыло бы Минск. Лелеченко был хорошим специалистом и знал, что делать. Он не пускал молодых ребят в электролизную, ходил сам – три раза. Именно он откачал водород от корпусов генераторов, предотвратив водородный взрыв.
Получил несовместимую с жизнью дозу радиации. Умер 7 мая в Киеве. Герой Украины.

Родился 5 июня 1959 года. Был командиром отделения 6-й самостоятельной военизированной пожарной части по охране города Припять. Сержант внутренней службы.
В ту ночь его отделение проложило пожарный рукав на кровлю атомной электростанции. Он работал на большой высоте, именно там, где был самый высокий уровень радиации. Благодаря его работе было остановлено распространение огня в сторону третьего энергоблока.
Он скончался 14 мая, в той же московской больнице, что и его товарищи. Похоронен рядом с ними на Митинском кладбище.
Герой Украины.

Когда Иван Шаврей тушил кровлю реакторного отделения, Петр и Леонид тушили машзал. Ивана увезли на «скорой» – он получил большую дозу, Петр и Леонид ушли сами. Пешком дошли до Припяти. Петр на своем новеньком, недавно купленном «Москвиче» отправился к родителям в село Белая Сорока, в Беларуси, сажать картошку. Леонид тоже уехал на огород – но к теще, в село Стечанка. Когда людей начали готовить к отправке в Москву, братья попросту сбежали – огородные заботы показались важнее. Как говорит Петр, спас их Бог – из 13 человек, лечившихся в Москве, погибли 11. Их лечили по методике доктора Гейла, которая оказалась ошибочной. Тем, кто лечился в Киеве, повезло больше.

Родился в 1951 году в Казахстане.
Леонид Телятников был специалистом первого класса. В день аварии он был в отпуске – выйти на работу он должен был только с 28 апреля. И никто бы не упрекнул майора, если бы в ту ночь его бы не было на АЭС.
Непосредственный начальник пожарных расчетов, приписанных к ЧАЭС, он прибыл на место аварии вскоре после Правика и Кибенка и взял на себя командование. Был в первых рядах тушивших пожар.

и один из пожарных расчётов не был готов к тому, с чем им предстояло столкнуться. Жена Василия Игнатенко Людмила позже вспоминала: «Всё словно светилось… Всё небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его всё нет и нет. Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар».
При такой мощности ионизирующего излучения, как на Чернобыльской АЭС в первые часы после аварии, вряд ли были бы достаточно эффективны даже специализированные РЗК (радиационный защитный костюм), но у первых пожарных расчётов не было и этого.
Можно было хотя бы попытаться снизить дозу облучения элементарными мерами безопасности. Даже слой плотной бумаги или картона под одеждой может остановить альфа-излучение. Для бета-лучей непреодолима обычная алюминиевая фольга. Нейтронное излучение останавливают щитки из пластмассы толщиной всего в пару сантиметров. Самую страшную угрозу для живых тканей несёт всепроникающая гамма-радиация, но и её воздействие можно было минимизировать свинцовыми пластинами, бетонными или деревянными конструкциями. Но пожарные части оказались не готовы к ядерной катастрофе. Им даже не сказали принять побольше препарата йодида калия, чтобы защитить щитовидку от изотопа йода-131. До Чернобыля вообще мало кто по-настоящему задумывался об истинной опасности радиации.
В чрезвычайной ситуации об этом и подавно никто не думал. Первостепенной задачей было остановить огонь и предотвратить аварии на соседних реакторах На кону стояли судьбы миллионов людей. Невыносимые температуры и помутнение сознания от облучения заставляли пожарных действовать без оглядки на собственную безопасность. Борцы с огнём сбрасывали с себя бушлаты от жары, снимали маски, чтобы продышаться, трогали заражённые обломки. Когда медики забирали их с места трагедии, каждый выглядел так, будто несколько недель провёл под палящим солнцем. Техника так и осталась на станции, обмундирование и удостоверения изъяли — они сильно «фонили». Тела пожарных покрывал характерный «ядерный загар», проступивший даже под одеждой. Кожа была «прожжена» насквозь. Пострадали органы дыхания, слизистые сильно отекли, как при ангине, но это списали на задымление и раскалённый пар. Не говоря уже об изматывающей тошноте и рвоте — неиз — , менных спутниках лучевой болезни, — сопровождавшихся полной дезориентацией и потерей сознания, которые тоже приняли за последствия усталости и вдыхания продуктов сгорания. Никто ещё не догадывался о том, что дегенеративные процессы костного мозга уже начались.
Правик, Кибенок, Титенко, Тишура, Ващук, Игнатенко и ещё 8 пожарных были направлены на самолёте в Москву в специализированную клиническую больницу №6. Их пытались лечить по революционному методу американского врача Роберта Гейла, добровольно прибывшего в СССР для помощи в ликвидации последствий Чернобыльской аварии, но, к сожалению, от мучительной смерти не удалось спасти никого. В течение нескольких недель все пожарные скончались от чудовищного облучения. Тела героев-пожарных, как и других погибших ликвидаторов ядерной аварии, были настолько радиоактивны, что хоронить их пришлось в запаянных гробах под бетонными плитами.Кибенку и Правику было всего по 23 года. За месяц до аварии Правик стал отцом. Пускай это и не относится к делу, но в ночь взрыва на ЧАЭС майор Леонид Телятников был в официальном отпуске. Никто бы ему и слова не сказал, если бы он не вышел на службу. Тем не менее, начальник расчётов в первых рядах тушил пожар на крыше энергоблока и машинного зала. Даже когда силы были уже на исходе. Даже когда его, шатающегося от облучения, подчинённые принимали за пьяного. За героические действия на пожаре он был награждён Звездой Героя, но никогда не носил её. И хотя ему удалось выжить, несмотря на полученную дозу радиации, Чернобыль не пошёл бесследно. В 2004 году майор Телятников скончался от рака. Ему было всего 53 года.

Спустя несколько минут после прибытия машин Правика, к месту аварии подоспел караул СВПЧ-6 Припяти из четырнадцати человек под руководством лейтенанта Виктора Кибенка. Расчёты припятчан прибыли со стороны разрушенного взрывом реактора и вынуждены были работать в ещё более опасных условиях. На их плечи легла задача по разведке пожара, которую возглавил лично Кибенок. Разведка выявила многочисленные очаги возгорания на всех восьми этажах 4-го энергоблока. Бойцы установили пожарную технику между 3-м и 4-м реакторами, проложили рукав на большой высоте на крыше повреждённого энергоблока, где радиация была особенно сильна, и пытались подсоединиться к гидрантам, чтобы начать проливать огонь внутри, но длины рукавов не хватало. Как позже выяснилось, к счастью. Холодная вода, попав в разрушенный реактор, могла вызвать водородный взрыв и выброс радиоактивного пара. С внутренними возгораниями самостоятельно боролся персонал АЭС, имевший специальную подготовку. Пожарные же сдерживали огонь снаружи, не давая ему перекинуться на 3-й энергоблок.
Правда, что внутри, что снаружи реактора — тогда уже разницы не было. Радиационный фон превышал 1500 рентген при смертельной дозе в 600. Дозиметры, которыми были оснащены пожарные, зашкаливали — они оказались попросту не в состоянии определить истинный уровень радиации. Для получения несовместимого с жизнью облучения оказалось достаточно всего 20 минут работы в таких нечеловеческих условиях. Пять человек из расчёта Кибенка — Николай Ващук, Владимир Тишура, Василий Игнатенко, Николай Титенок и сам командир — получили смертельную дозу радиации, но даже, несмотря на прогрессирующую лучевую болезнь, мужественно исполняли свой долг до прибытия сил подкрепления.
Начальник приписанных к АЭС пожарных расчётов майор Леонид Телятников примчался к месту аварии вскоре после Правика и Кибенка и принял командование. Объединённое подразделение Телятникова пробыло на станции почти три часа. В 5 часов утра пожар, наконец, был локализован.

Взрыв на ЧАЭС прогремел в 1:23 ночи. По боевой тревоге был поднят караул лейтенанта Владимира Правика из 2-й военизированной пожарной части УВД Киевского облисполкома Чернобыля. Спустя полторы минуты они первыми прибыли к месту аварии.
Расчёт из четырнадцати пожарных подъехал к АЭС со стороны машинного зала, сразу за которым располагались 3-й и 4-й энергоблоки. Станция встречала своих спасителей жуткой картиной: ревущими языками пламени и раскалёнными клубами пара, вырывавшимися из разрушенного здания 4-го реактора на фоне неестественного розового зарева. Повсюду валялись разлетевшиеся куски графитовых стержней, нашпигованных ядерным топливом твэлов, и строительных конструкций, вспыхивали высоковольтные разряды из разорванной проводки, хлестали потоки заражённой воды. Разбросанные взрывом горящие обломки усыпали крышу 3-го реактора и во многих местах пробили кровлю машинного зала, где хранилось несколько тонн масла.
Командир быстро оценил остановку и принял единственно верное в такой ситуации решение: передал по рации «сигнал три» (призыв всех имевшихся расчётов пожарных частей) и отдал приказ всеми силами сдерживать огонь и не дать ему перекинуться на машинный зал. Если бы пламя добралось до масла, взрыв топливных баков спровоцировал бы разрушение 3-го реактора, а вслед за ним, как в пресловутых костяшках домино, вся станция взлетела бы на воздух. Нетрудно представить, насколько чудовищными были бы последствия такой катастрофы, если бы не героические усилия жертвовавших собственными жизнями пожарных, сделавших всё возможное, чтобы обуздать радиационный ад.
По крыше машинного зала пожарные старались подобраться к разрушенному 4 му реактору, что было до крайности непросто. Битум, которым была устлана кровля, буквально закипел от жара, тлел полистироловый утеплитель, обжигая ноги через сапоги и источая удушливый едкий дым. Многочисленные проломы мешали продвижению и грозили в любую минуту обрушить кровлю. По расплавленному битуму приходилось пробираться, как по смоле, ногами сбрасывая с крыши куски горящего графита. Пожарным почти сразу стало плохо, но никто не думал о радиации. Слабость, тошнота и дезориентация в пылу сражения с огнём были списаны на высокие температуры и дым. Лейтенант Правик ближе всех подобрался к разрушенному энергоблоку и единственный в своём подразделении получил смертельную дозу облучения, но боролся до тех пор, пока не свалился без сил. Бойцы караула на руках спускали командира с крыши.

Локализация ночного пожара на Чернобыльской атомной электростанции стала лишь первым шагом в бесконечной веренице подвигов по ликвидации последствий аварии. Даже спустя полтора десятка лет после взрыва, когда, казалось бы, всё о катастрофе было давно сказано и написано, продолжали всплывать новые подробности тех страшных событий.
Как оказалось, даже после тушения огня и остановки всех систем, над станцией нависла угроза повторного взрыва 4-го энергоблока. Спустя несколько дней из Киева пришёл приказ: в кратчайшие сроки подготовить команду пожарных для откачивания воды на ЧАЭС. Шума решили не поднимать, чтобы не волновать и без того балансирующее на грани паники население. Даже сами члены команды до последнего момента не знали, чем им предстоит заниматься. Было проведено всего несколько инструктажей, после чего, 6 мая, пожарных перебросили в Чернобыль. На станции ещё никого не было, кроме аварийного персонала АЭС. Тогда-то молодые люди — спортсмены, военные, — узнали, что им предстоит сделать.
Под 4-м реактором скопилась радиоактивная вода из систем охлаждения. Во время тушения пожара на реактор сбрасывали песок и свинцовые болванки, под весом которых развороченная конструкция могла сильно просесть. «Тогда никто толком не знал, сколько чего осталось в реакторе после взрыва, но поговаривали, что если его содержимое соприкоснется с тяжёлой водой, получится водородная бомба, от которой пострадает как минимум вся Европа», — вспоминает пожарный Владимир Тринос, непосредственный участник событий 26 апреля и член спецгруппы по откачке воды из-под 4-го энергоблока. Необходимо было как можно скорее добраться до задвижек аварийного сброса воды, но проблема была в том, что само помещение с задвижками оказалось затоплено заражённой водой. Её-то и предстояло откачивать пожарным. Действовать предстояло быстро и чётко. Из оснащения в их распоряжении была только насосная техника, рукава, костюмы химзащиты Л-1 (универсальные костюмы, способные справиться разве что с радиоактивной пылью) и респираторы. А вокруг валялись обломки нещадно «фонивших» конструкций, куски графитовых стержней и брошенная пожарная техника…
Первыми под разрушенный энергоблок спустились пожарные из г. Белая Церковь Сергей Бовт, Пётр Войцеховский, Михаил Дьяченко, Николай Павленко, майор Георгий Нагаевский и киевляне и Анатолий Добрынь и Иван Худорлей. За пять минут (втрое быстрее норматива) они установили насосную станцию. Позднее к ним присоединились Александр Немиро-вский и Владимир Тринос. Каждые два часа пожарные по трое спускались к реактору, чтобы заправить генераторы и проверить исправность насосов.
Через шесть часов после начала работы по рукавам проехал БТР дозиметристов и перерезал их. Радиоактивная вода начала выливаться прямо на землю. Бовту и Павленко пришлось голыми руками менять рукава, на коленях ползая в воде, откачанной из реактора. Четырнадцать часов спустя пожарных ждало новое испытание: отказала насосная станция. Новую пришлось устанавливать по пояс в радиоактивной воде. Владимир Тринос рассказывал, что в Л-1 было невыносимо жарко. По территории станции приходилось передвигаться пешком, а в некоторых местах и бегом, наматывая зараз по полтора километра. Когда закончилась питьевая вода, приходилось пить прямо из-под крана на станции. Душ ощущался твёрдым горохом, сыплющимся на голову. Первым с симптомами острой лучевой болезни эвакуировали Толю Добрыня. Добраться до аварийных задвижек пожарным удалось только ранним утром 8 мая. К тому моменту плохо было уже всем. Сразу после этого на станцию прибыли ликвидаторы и техника для зачистки. Вместо обещанного отпуска пожарных на 45 суток отвезли в киевский ) госпиталь МВД. Ни один из них, некогда здоровых и физически развитых молодых людей, не смог вернуться к прежней жизни. Им оставалось лишь смириться с тем, что их жизнь, как и судьбы тысяч пострадавших, разделилась на две части — до и после Чернобыля. Навсегда.

Пустые улицы, радиоактивная пыль и прокажённые

«Рабочий день иногда бывал минуту. Или две минуты. Вот говорят — «он чернобылец», а он за 20 дней проработал там 20 минут. Его привезли, он выполнил какую-то работу за минуту, потому что там 60 рентген, он схватил один рентген, пришёл в бытовку — всё, он уже больше работать не может сегодня. И он сидит все шесть часов и ждёт, пока придёт автобус, сначала грязный (облучённый. — Прим. Лайфа), который довезёт до Чернобыля, переодевается, садится в чистый автобус, и его везут в чистую зону».

«Когда мы строили саркофаг, то в Госстрое СССР вообще не знали, в какой разряд это здание отнести, чтобы применить к нему какие-то нормы, временные или ещё что-то такое. И посчитали тогда, что достаточно 30 лет, чтобы за это время принять решение о том, каким способом или от этого избавиться, чтобы была зелёная лужайка, или же сделать такое сооружение, которое бы на многие десятилетия, на столетия обеспечило работу всей оставшейся электростанции, то есть первому, второму и третьему блоку. То есть гарантия нашего саркофага была 30 лет. Мы сами знаем, что это и 50 простоит, и больше».

«То есть это топливо не может сконцентрироваться где-то в одном помещении более шести-восьми тонн, чтобы произошла цепная реакция. То есть повторный взрыв или ещё что-то. Наши учёные это дело доказали. Практически всё топливо вылетело, а в несвязанном состоянии там его нет».

«А на улице — только бегом, только бегом. Не так, как в фильмах американских, «Чернобыль» там, на улице сидят, стол поставили — такого не может быть. Во-первых, людей не увидишь. Вот как сейчас из-за коронавируса пустые улицы, то же самое — пустые улицы, люди все только по помещениям, в помещении ни одной форточки не открыто, всё закрыто. И каждый день происходит мокрая уборка. В тех помещениях, где находятся люди, полы покрыты пластиком, и этот пластик заведён на стену на десять сантиметров, то есть можно водой всё это дело смочить, потом убрать. Потому что пыль всё время радиоактивная была не только на улице».

«Сейчас население не в курсе этого, не дай бог такое дело — всё повторится. Хотя мы всё писали, на будущее, что нужно делать, как переоборудовать больницы и так далее. «Лепесток» ты снял, его нужно не просто выбросить — его нужно захоронить. То есть специальные были пакеты, которые потом захоранивали в могильник. Одежду снимаешь полностью: и нижнее бельё, и всё снимаешь — отдаёшь, тебе дают совершенно чистую одежду, прежде чем её надеть, нужно мыться».

Я понял, кто такой Бог»: Тайна спасения тысяч ликвидаторов в Чернобыле

А.К.: Руководство станции и впрямь пыталось скрыть всё, что произошло на станции. Оно посылало успокаивающую информацию в Киев, мол, всё нормально, пожар, да, но мы справимся, не беспокойтесь. Соответственно, и руководство Украины тоже посылало в Москву информацию: всё спокойно, мы сами справимся, не беспокойтесь, ничего страшного нет.

А.К.: Это плата за наш прогресс, за то, что мы себя возомнили богами, что мы можем делать всё, что можно и нельзя. И ползём туда, где ничего не понимаем и не знаем. Особенно туда, где ума не хватает, а хочется отчитаться и получить медальку или орден на грудь.

А.К.: 1 Мая прошла первомайская демонстрация в Москве, в столицах и городах, сёлах и посёлках Советского Союза. Мы провели её, я помню, как приехал домой, а мне сказали: «Александр, надо бы поехать в Киев, там произошла такая вещь, ты уже знаешь, ты об этом делал информацию, поедешь?» Я сказал, что поеду. Они говорят: «Зайди сначала к Александру Яковлеву, секретарю ЦК КПСС, члену Политбюро». Он нас, человек 6-7 из ТАССа, из газет «Правда», «Известия», из «Комсомолки», встретил. Яковлев сказал, что мы должны поехать, рассказать и показать людям, что там происходит на самом деле. Говорите всё что можно, мы вам доверяем, мы ждём от вас сообщений. Примерно так сказал.

Сейчас вспоминаю, что самым главным была очистка третьего блока от радиоактивного мусора. Он излучал огромную радиацию. 156 тонн было выброшено. Радиация была наверху от трёхсот до двух тысяч рентген. А безопасная доза для человека измеряется в микрорентгенах.

А.К.: Учёные ходили в разведку. Что происходит на месте реактора? Где топливо? Уйдёт ли радиоактивная масса в подземные воды? А если уйдёт в подземные воды, то она пойдёт в реку Припять, а Припять — в Днепр, во все реки, и разойдётся. Что делать? Что предпринимать? Сразу надо было решать, что же всё-таки делать.

Похожие записи
• 
  Декретные выплаты в 2022 году неработающей
• 
  Налог от продажи квартиры в 2022
• 
  Круговое движение правила проезда 2022 видео
• 
  Гибдд госпошлина за регистрацию автомобиля 2022 реквизиты